Видео
  Загружается

Время и место
После долгих поездок по США, делясь впечатлениями, и отвечая на вопросы, я добросовестно перечисляю имена авторов, исполнителей разных городов этой огромной страны.
Кто понравился на слёте, спрашивают меня?
Раздумий  нет.
Конечно Музыкантов, Лебедева. Кого встречал? – Марика Мермана.
На Западе – Жанну Шпиц,  Илью Винника, Лёню Духовного.
Ну а Дикштейн?
И тут как то у меня дух захватывает, ибо только что спрашивали о времени, а теперь о ком–то вневременном.
Поскольку Григорий Дикштейн не американский, не русский, не еврейский автор.
Его место в первых, уже теряющихся для нынешних младых ,  рядах классиков Авторской песни.
Григорий Дикштейн – это особый вкус, особое чувство меры, изысканности, мудрости.
 Таких уже не выпускают.
Если бы он родился в Питере или Москве его судьба была бы иной.
Он пел бы сейчас на первых сценах России.
 Его возможности, как музыканта и певца практически безграничны.
Звонкость, лёгкость, поэтические навыки, ошарашивающий энергетический напор – создают особую ауру имени.
Они не вписываются в американский пейзаж.
Им далеки мечты о барбекю на заднем дворе и этажность вилл.
Его время – это до сих пор существующее параллельная виртуальная реальность.
Там всё остаётся по прежнему – друзья, враги, ненависть, страсть.
Запах времени.
Здесь в Израиле особенно остро ощущается атмосфера его нескончаемой весны.
С юбилеем, любимый тысячами израильтян мэтр!

Скажу без лишних аллегорий,
скажу я правду – всю как есть!
Большой "мерси" тебе, Григорий
за то, что ты на свете есть.
Играй и дальше на гитаре,
как будто Рихтер на рояле!

ХОРОШАЯ ДАТА, ГРИШЕНЬКА!
Хорошая дата – три четверти века.
Слегка многовато, но веха. Но веха
твоих восхождений к вершинам искусства –
гармонии слова и мысли, и чувства,
свершений гортани, гитары и света,
врастание в стоны и смехи планеты,
где люди – как дети погонь и агоний,
чьи судьбы читаешь как будто с ладони –
всё–всё на едином и сочном замесе:
и трепет сердечный, и гром поднебесья.
И слушать тебя бесконечно готовы
и площадь, и стены интимного крова.
От них и прими сей горячий привет,
артист и художник, певец и поэт!

К юбилею – 70
Ну и что, что в ЧикагО?
Это тоже ничего!
Да хоть где – но повидались,
Это же важней всего.

Дорогой Мой Гриша Ди.
Хоть поющих пруд пруди,
но не многие умеют
тихий свет носить в груди.

Тихий свет и верный звук –
это выше всех наук.
Свет звучит, струна мерцает.
В темноте. Легонько. Вдруг.

Береги ж себя дружок.
И глушитель, и движок.
Там великие озёра –
помни, где твой бережок.

Нипочём не унывай.
За буйки не заплывай.
И на взрослом юбилее
Величаво всем кивай.

Дорогой мой Гриша Ди.
Главное–то впереди.
Я люблю твоё гнездо.
Твоя Вероника До.

4.11.2006


К юбилею – 75
Вот и минуло пять лет.
Свет от наших двух планет
не померк, не расточился,
и в Чикаго взят билет.

Именниник Гриша Ди.
Ты – тихонечко сиди.
Пусть они теперь резвятся,
те кто плёлся позади.

Можно сесть на табурет,
людям передать привет.
Никуда не надо мчаться,
как в последние сто лет.

А на что нам интернет?
Его не было и нет.
Кустари – иные люди,
Третий глаз, грудной скелет.

Может, пальцев сорок штук?
Может, десять ног и рук?
Или горб – футляр гитарный,
или в сердце ржавый крюк...

Что наш песенный кружок
мог тебе прислать, дружок?
Сундучок веселых песен
да стихов большой мешок.

Песня – пряник, стих сухарь.
Помнишь, сколько милых харь?
Как забудешь целый Харьков,
жили–были, пели встарь...

Именниник Гриша Ди.
Хорошо себя веди.
В меру бегай, в меру прыгай,
Нас вообще не пруд пруди.

Дорогой мой Гриша Ди.
Сдал экзамен – проходи.
Я люблю твоё гнездо.
Твоя Вероника До.

ГРУСТНАЯ ПЕСНЯ
Никаких драгоценных подарков,
если б даже их кто–то просил,
не дал миру зачуханный Харьков,
кроме Гриши, дай Бог ему сил.

       Он там рос, как алмаз на помойке,
       был накормлен, одет и обут…
       Ой, фарфалн ди ганцэ постройкэ,
       зохен вей, happy end и капут.

Он не вышел из консерваторий,
Бах и Гендель ему не указ.
Ты нас песнями радуй, Григорий,
чтобы слёзы катились из глаз!

       Если будешь валяться на койке,
       если струны в печали замрут –
       ой, фарфалн ди ганцэ постройкэ,
       зохен вей, happy end и капут.

Пусть сады золотятся плодами,
пусть не будет ни бед, ни забот –
мы за всё расплатились годами,
с них нам сдачи никто не даёт.

       Жизнь уходит, сносились набойки,
       нас Пегасы и Музы не ждут…
       Ой, фарфалн ди ганцэ постройкэ,
       зохен вей, happy end и капут.

БРАВОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Ну что ж, мой милый друг, и дни пройдут, и годы –
как знать, что нам с тобой фортуна припасла?
Мы встретимся в раю, в отделе ”Соки–воды”,
в одиннадцать часов, четвёртого числа.

Мы встретимся в раю, две божии коровки,
порхая в облаках среди порожних тар.
Откроется ларёк, и ангельша в спецовке
там будет разливать божественный нектар.

И будет всё в цвету, в настурциях и розах,
жар–птица прокричит своё ”кукареку”,
и восемь тысяч душ, весёлых и тверёзых,
на дивный аромат потянутся к ларьку.

И я туда пойду, к любым нектарам лаком,
но ангельша в–сердцах помянет нашу мать
и спросит: ”Мандельштам, ты где? За Пастернаком?
А кто в конце? Дикштейн? За ним не занимать!..”

Я стану в стороне, а ты попьёшь нектару,
махнёшь издалека мне краем рукава,
оглянешься вокруг, потом возьмёшь гитару
и тихо напоёшь знакомые слова,

и долго будешь петь, чуть хрипло и устало,
я тоже, старый хрыч, немного подпою…
Нам времени для встреч при жизни не хватало –
даст Бог, когда–нибудь мы встретимся в раю.