Судьба русскоязычной культуры в диаспоре и на Родине – интересная и непростая тема. С одной стороны - полные залы на выступлениях гастролеров из России и Украины в США, Израиле, Германии, и с другой стороны -отсутствие внимания к тем, кто творит здесь, в зарубежье, как ни крути реальность.И, как во многих других сферах искусства, эта тенденция бросается в глаза и у бардов. Сразу оговорюсь: я называю этим словом не сотни симпатяг с восторгом насилующих гитары у костров, а единицы тех, кто и сделал поющуюся поэзию высоким жанром.
Так вот приезжают барды из России – они ожидаемы и любимы. Концерты, встречи, внимание публики, и успех – заслуженный и справедливый. Но вот что примечательно: сами мэтры буквально в первый же день после прилета интересуются – ну как там Муза? Что он пишет, поет?
Муза - это Владимир Музыкантов, московско-филадельфийский профессор медицины и автор удивительных песен. Ну, хорошо, мэтры, коллеги по цеху, многие из них знакомы с Владимиром еще по той жизни, их интерес к нему понятен. Но вот, например, в прошлом году на популярнейшем на нашей планете Грушинском фестивале песни, шестеро соискавших лавры исполнителей пели в прослушивании песни Музыкантова, который уже восемь лет работает в Университете Пенсильвании. А скажем известные исполнители бардовской песни - братья Мищуки, Леонид Позен и Лидия Чебоксарова уже записали более десятка песен Владимира Музыкантова на своих альбомах.
Любовь исполнителей к творчеству Музыкантова понятна. Его песни на редкость мелодичны, а гармонии прозрачны, неожиданны и оригинальны. Все это дает исполнителям редкую для авторской песни возможность показать свои вокальные способности. Может быть еще важнее, что песни Музыкантова позволяют им раскрыть нюансы интонации, эмоционального и смыслового подтекста, а это возможно только при пении настоящей поэзии.
Естественно, исполнители включают в свои диски то, что близко им лично. Но вот наконец-то и Владимир выпустил свой первый (надеемся, не последний) диск «Зеркало», презентация которого состоялась в апреле в Филадельфии. Полтора десятка песен из раннего периода творчества, которые собрал воедино и исполнил на диске автор, открывают удивительный мир - мир Владимира Музыкантова. И мир этот, при всей красоте и гармоническом богатстве его музыки, все-таки в первую очередь рожден его поэтическим, неординарным видением и восприятием мира.
Он умеет погружать слушателя в свое состояние, не в сюжет и не в мысли даже, а именно в состояние. Таков его Опус №86 «Тоска пустая, изнеможение стихий» - тончайшая передача так хорошо нам знакомого чувства внутреннего оцепенения, чувства тревожного и щемящего, но без которого мы были бы эмоционально беднее. Мастерство передачи состояния доведено до совершенства в «Ноктюрне». «Ноктюрн» - это потрясающий по своей органичности бред. В творчестве это слово лишено отрицательного смысла, это великое по озарениям состояние. Сколько раз гении (Блок, Шуберт, Гейне) объясняли свою удачу словами: я был как в бреду. По смыслу Ноктюрн вещь вроде бы банальная, о том что один не может жить без другого. Герой действительно бредит - вокруг него что-то происходит и он механически, как акын, видит и тягуче поет об этом, а в подсознании, где уже нет ничего, кроме боли, звенит нерв и все время взрывается рефреном одно «я не могу жить без тебя». По абсолютной точности передачи эмоционального состояния эта вещь совершенна.
Вообще
любовная
лирика
Владимира
Музыкантова
сама по себе
уникальна. Мы
знаем поэзию
воспевающую
неземную
любовь и
неземных
женщин. Помните
- «Ваше
величество,
Женщина! Как
Вы решились
ко мне». У
Музыкантова любовь
бывает и неземной,
и земной, и
очень даже
плотской, но
даже при этом
неизменно
поэтичной.
«Что за сила
нас бросает
на подушки,
мы в последнем
поцелуе
умираем, а
над нами пролетают
наши души –
мимо рая,
мимо рая,
мимо рая!». Возможно
он и пролетит
мимо рая,
этот, судя по
песням,
великий
грешник
Владимир
Музыкантов,
но это будет
красивый
полет.
Есть
в разговоре о
поэзии такой
шаблон «поэт
пропускает
через себя
боли и судьбы
мира». Вряд ли
это о
Владимире,
хотя его
волнует и тревожит
многое - «мы не
представляем
какие резоны
имеет
Господь для
судьбы
россиян». Но в
основном он,
конечно,
эгоцентрист
сосредоточенный
на самом
себе. Так уж
совпало, что
его
внутренний
мир и поток
его сознания
становятся
нам безумно
интересны. «Я
не люблю
чужих людей,
но среди
множества
идей есть и
такая, что
везде и в
каждом
-Вольфганг
Амадей. И я
такой же, как
и все... и я -
такой же, как
и все???».
Последний
вопрос пропет на
крике боли.
Да нет,
конечно, он
не такой как
все. И
конечно
не такой как
все я и вы , мой
уважаемый
читатель. Мы
с вами
уникальны и
отлично об
этом знаем.
Но вот ему
Бог дал дар
честно и талантливо
об этом
сокровенном
сказать.
К сожалению, весь разговор с Владимиром Музыкантовым состоявшийся после презентации диска Зеркало опубликовать здесь не удастся, но вот несколько выдержек из него.
Б.К – Володя, твой статус – профессор, серьезный ученый, работающий на стыке физиологии, иммунологии, медицины, даже твоя внешность – типично чеховского героя, твоя манера общаться – степенная, суховатая и - твои песни, в которых такие черти и такие страсти. Как это совмещается?
В.М- Ну уж прости, вот я такой. Сам не знаю. Я ведь не искусственно это совмещаю. Все это внутри меня. Мне интересно то, что я делаю в науке, меня это увлекает, работа дает мне массу эмоций. Но есть что-то на эмоциональном уровне, что я могу выразить только в песне. Понимаешь, песня - это то, что вдруг переполняет и требует выхода.
Б.К-
Кстати,
Музыкантов -
не псевдоним?
В.М – Нет, это действительно моя фамилия, хоть и не совсем обычная. Сазандар - это бродячий музыкант на Кавказе. Так вот, мой прадед был армянин по фамилии Сазандарьян. Он окончил военно-медицинскую академию, стал царским офицером и должен был взять русскую фамилию. Так мы стали Музыкантовыми и потомственными учеными-врачами.
Б.К
– Володя, один
из самых
дурацких
вопросов,
который
задают
авторам - как
вы создаете песни.
Это
примитивный
журналисткий
шаблон, но именно
тебе
мне важно
его задать,
так как в
твоих песнях
разделить
музыку и стихи
невозможно. У
других
авторов,
причем разного
калибра -
можно (другое
дело, что не
всегда
следует). С
твоими
песнями это
просто не проходит.
В.М – Ты прав. Я не пишу отдельно стихи и музыку к ним. Вернее пишу, но никогда их не соединяю. Если что-то родилось как стихи, то уже стихами и остается. Песни же всегда приходят как музыкальная фраза обязательно со словами. Это может быть изначально всего одна стихотворная строка, но обязательно пропетая. Склеивать музыку и стихи просто не умею.
Б.К- То, что называют бардовской песней - не чисто русский жанр, но в русскоязычном Союзе второй половины 20 века она стала тем, чему нет аналогов в мире и что лучше всего передается определением поющаяся поэзия. Есть ли у жанра будующее в Америке?
В.М
–Конечно. Я уж не
говорю про 20
летних
исполнителей
поющих
Клячкина,
Визбора, и, что
еще более
замечательно,
Щербакова. Но
посмотри -
какие
интересные
авторы
появляются
здесь. Ну,
хотя бы на
последнем
слете эта
девочка, Катя
Нехаева - она
же, по сути,
американка и
вдруг - такие
интересные
песни. Нет,
это жить
будет.
Б.К –И последнее. Ты сейчас в моде. Твои песни поются исполнителями и здесь и в России. Все ли тебя как автора удовлетворяет, нет ли проблемы непонимания или разницы интерпретаций?
В.М – Давай честно. Когда твои песни поют - это приятно. А то, что я пою их иначе, так это естественно, ведь мы же не можем быть одинаковыми. Если песни поют - значит, они уже не только мои, они уже сами по себе. И я очень этому рад.